Песни далекой Земли - Страница 129

К оглавлению

129

такого разума ничего не было бы неясного и

будущее существовало бы в его глазах точ-

но так же, как прошлое.

Пьер-Симон де Лаплас, 1814 г.

Роберт Сингх не терпел философских спекуляций, но когда он впервые наткнулся в учебнике астрономии на слова великого французского математика, то почувствовал нечто похожее на ужас. Каким бы невероятным ни представлялся ему так называемый достаточно обширный разум, сама мысль о возможности существования чего-то подобного пугала его. Была ли свобода воли, которой, по своему наивному убеждению, обладал Сингх, не более чем иллюзией, если каждый его поступок мог оказаться предопределен, хотя бы в принципе?

Он испытал неизмеримое облегчение, когда узнал, что демон, созданный Лапласом, был изгнан в конце двадцатого века с развитием теории хаоса.

В то время стало понятно, что будущее даже одного атома, не говоря уже о целой Вселенной, нельзя предсказать с безупречной точностью. Для этого потребовалось бы, чтобы его изначальное месторасположение и скорость были известны с бесконечной точностью. Любая ошибка в миллионном, миллиардном, центиллионном знаке будет накапливаться, и так до тех пор, пока между реальностью и теорией не останется ни малейшего сходства.

Но некоторые события можно было предсказать с полной уверенностью, по крайней мере на периоды времени, которые, по человеческим стандартам, считались долгими. Движение планет под действием гравитационного поля Солнца и друг друга было классическим примером, которому посвящал свой гений Лаплас, когда не толковал о философии с Наполеоном. На долгий срок стабильность Солнечной системы гарантировать не представлялось возможным, но положение планет можно было просчитать на десятки тысяч лет вперед с очень небольшой погрешностью.

Движение Кали необходимо было уточнить лишь на период в несколько месяцев, а величиной допустимой погрешности являлся диаметр Земли. Теперь, когда радиомаяк, установленный на астероиде, позволил просчитать орбиту небесного тела с необходимой точностью, уже не оставалось никакой неопределенности, а значит — и надежды…

Правда, Роберт Сингх никогда не позволял себе питать излишних иллюзий. Сообщение, которое передал ему Давид, как только оно прибыло по сфокусированному инфракрасному лучу с лунной ретрансляционной станции, содержало то, чего он и ожидал.

«Компьютеры Космического патруля сообщают, что Кали столкнется с Землей через двести сорок один день тринадцать часов пять минут. Интервал — плюс-минус двадцать минут. Место падения еще рассчитывается — предположительно, район Тихого океана».

Значит, Кали опустится в океан. Это никак не сократит масштаб глобальной катастрофы. Может даже ухудшить, когда волна высотой в километр взметнется до подножия Гималаев.

— Я подтвердил получение сообщения, — сказал Давид — Идет второе.

— Знаю.

Прошло, должно быть, не больше минуты, но капитану она показалась вечностью.

«Центр управления Космического патруля — "Голиафу". Вам приказано немедленно начать операцию "Атлант"».

5
«АТЛАНТ»

Задачей мифологического Атланта было не дать небесам обрушиться на Землю. Задача модуля с двигательной установкой «Атлант», которую транспортировал «Голиаф», была намного проще — всего лишь удержать очень небольшой осколок неба.

«Атлант», собранный на Деймосе, внешнем спутнике Марса, представлял собой не более чем комплекс ракетных двигателей, присоединенных к топливным бакам, которые содержали двести тысяч тонн жидкого водорода. Хотя термоядерный двигатель модуля создавал меньшую тягу, чем примитивная ракета, доставившая в космос Юрия Гагарина, он мог бесперебойно работать не какие-то несколько минут, а много недель. Даже при этом его воздействие на Кали должно было сказаться незначительно, в виде изменения скорости на несколько сантиметров в секунду. Но если все пойдет как надо, то этого должно было оказаться достаточно.

Жаль, если люди, которые столь яростно отстаивали — и критиковали — проект «Атлант», так и не узнают, к каким результатам привели их усилия.

6
СЕНАТОР

У сенатора Джорджа Ледстоуна, независимого представителя Западной Америки, была одна нескрываемая причуда и, как он охотно признавался, единственный тайный порок. Он всегда носил массивные очки в роговой оправе, разумеется, с простыми стеклами, поскольку они действовали устрашающе на несговорчивых свидетелей, из которых мало кто прежде сталкивался с такой невидалью в век лазерной экспресс-хирургии глаза.

Его тайным пороком, всем прекрасно известным, была стрельба из ружья в тире, оборудованном по всем олимпийским стандартам в заброшенной ракетной шахте близ горы Шайенн. Со времени демилитаризации планеты Земля на подобные развлечения смотрели неодобрительно, хотя впрямую не запрещали.

Сенатор одобрял резолюцию ООН, принятие которой послужило реакцией на массовые кровопролития двадцатого века. Этот документ запрещал как государству, так и отдельным гражданам владеть любым оружием, способным причинить вред более чем одному человеку, на которого оно нацелено. Но к знаменитому лозунгу людей, именующих себя спасителями мира, «Пушки — это протезы импотентов» Ледстоун относился с насмешкой.

— Это мне без надобности, — съязвил он во время одного из бесчисленных интервью, за которые пресса его обожала. — У меня двое детей, и была бы дюжина, если бы разрешал закон. Мне не стыдно признаться, что я люблю хорошие ружья. Это произведение искусства. Ты дожимаешь спуск до конца и видишь, что попал прямо в яблочко. Ничто не сравнится с этим ощущением! Если стрельба — это замена сексу, то я за то, чтобы было и то и другое.

129