Песни далекой Земли - Страница 130


К оглавлению

130

Но если при этом сенатор от чего-то решительно открещивался, так это от охоты.

— Ладно, прежде не было иного способа добывать мясо, но стрелять в беззащитных зверей для развлечения — вот это на самом деле отвратительно! Я однажды попробовал, еще ребенком. К нам на лужайку забежала белка — к счастью, это не был охраняемый вид, — и я не смог устоять против искушения. Отец меня отшлепал, но делать этого уже было не нужно. Никогда не забуду месиво, которое наделала моя пуля.

Никто не сомневался в том, что сенатор Ледстоун — оригинал. Кажется, это было у него семейное. Его бабушка дослужилась до полковника пресловутой милиции Беверли-Хиллз, чьи стычки с нерегулярными частями Лос-Анджелеса породили бессчетное множество психологических драм во всех жанрах, от старого доброго балета до мнемочипов. А его дед был одним из самых скандально известных бутлегеров двадцать первого века. Его убили в перестрелке оперативники канадского наркоконтроля, когда он пытался реализовать хитроумный замысел — контрабандой провезти тысячу тонн табака вверх по Ниагарскому водопаду. Считалось, что на совести Красавчика Ледстоуна висит не меньше двадцати миллионов смертей.

Сенатор не испытывал ни малейшего раскаяния за дела деда, чья сенсационная гибель привела к отказу от третьей и самой трагичной за всю историю бывших США попытки введения сухого закона. Дед утверждал, что самостоятельным взрослым людям должно разрешаться самоубийство любым способом, который им нравится, посредством алкоголя, кокаина или даже табака, при условии, что при этом не будут убиты ни в чем не повинные посторонние люди. Разумеется, дедушка был просто святым по сравнению с магнатами рекламного бизнеса, которым удалось создать у немалой части человеческого рода необратимую зависимость, пока высокооплачиваемые адвокаты были еще в силах отмазывать их от тюрьмы.

Содружество Американских Штатов по-прежнему держало свою Генеральную ассамблею в Вашингтоне, в интерьерах, которые были знакомы многим поколениям телезрителей, хотя всякий человек, родившийся в двадцатом веке, пришел бы в крайнее замешательство от протокольных процедур и форм обращения. Но многие комитеты и подкомитеты все же сохранили первоначальные названия, поскольку большинство проблем административного управления вечны.

Впервые сенатор Ледстоун познакомился со вторым этапом программы Космического патруля, находясь в должности председателя Комитета по ассигнованиям САШ, и пришел в ярость. Бесспорно, глобальная экономика находилась в хорошей форме. Со времени краха коммунизма и капитализма — теперь, по прошествии стольких лет, эти два события казались одновременными — математики Всемирного банка умелым применением теории хаоса сломали существовавший цикл подъемов и крахов и предотвратили, хотя бы до поры до времени, финальную депрессию, предсказывавшуюся многими пессимистами. Тем не менее сенатор утверждал, что эти деньги можно гораздо лучше потратить, не сходя с земной тверди, особенно на его любимый проект — восстановление того, что осталось от Калифорнии после грандиозного землетрясения.

Когда Ледстоун дважды наложил вето на предложение о финансировании второго этапа программы «Космический патруль», все сошлись на том, что никто на всей Земле не заставит его переменить свое мнение. Но они не приняли в расчет кое-кого с Марса.

7
УЧЕНЫЙ

Красная планета больше не была такой уж красной, хотя процесс озеленения едва начался. Сосредоточившись на проблемах выживания, колонисты, которые ненавидели это слово и уже гордо говорили: «Мы, марсиане», не оставили сил на искусство и науку. Но молния гениальности бьет туда, куда ей захочется, и величайший физик-теоретик века родился под пузыревидными куполами Порт-Лоуэлла.

Как и Эйнштейн, с которым его часто сравнивали, Карлос Мендоса был превосходным музыкантом. Ему принадлежал единственный на Марсе саксофон, и профессор неплохо играл на этом старинном инструменте. Этому человеку была свойственна и эйнштейновская самоирония. Когда его прогнозы существования гравитационных волн убедительно подтвердились, единственным его комментарием было: «Ну что ж, это перечеркивает теорию Большого взрыва в пятой версии — по крайней мере, до среды».

Карлос мог получить свою Нобелевскую премию на Марсе, все ожидали, что так он и сделает. Но он любил сюрпризы и розыгрыши, поэтому появился в Стокгольме, словно рыцарь в хайтековской броне, облаченный в автономный экзоскелет, который был разработан для инвалидов с параличом нижних конечностей. При поддержке этого механизма он мог почти полноценно существовать в среде, которая иначе расправилась бы с ним очень быстро.

Излишне говорить, что, когда церемония закончилась, Карлоса закидали приглашениями на научные и общественные мероприятия. Среди тех немногих, что он смог посетить, была встреча с членами Комитета по ассигнованиям САШ, на которых он произвел неизгладимое впечатление.


Сенатор Ледстоун: Профессор Мендоса, вы когда-нибудь слышали про Цыпленка Цыпу?

Профессор Мендоса: Боюсь, что нет, господин председатель.

Сенатор Ледстоун: Это персонаж сказки, который бегал и кричал: «Небо падает! Небо падает!» Он напоминает мне кое-кого из ваших коллег… Я хотел бы услышать ваше мнение о проекте «Космический патруль». Вы знаете, о чем я говорю.

Профессор Мендоса: Знаю, господин председатель. Я живу на планете, до сих пор несущей на себе шрамы тысяч ударов метеоритов. Некоторые из них шириной в сотни километров. Когда-то они столь же часто встречались и на Земле, но ветер и дождь — то, чего у нас на Марсе еще нет, но мы над этим работаем! — сровняли эти следы. У вас, однако, имеется один нетронутый экземпляр, в Аризоне.

130