В аудитории лично присутствовали 105, а 116 подключились к заседанию с коммуникаторов, через сеть. Рекордная явка польстила доктору Варли. Однако женщину интересовало, куда девались оставшиеся 20 академиков из 241.
Ее представили как выдающегося астронома Земли. Энн Варли смутилась, хотя на день старта «Магеллана» так, увы, и выходило. Время и Судьба предоставили бывшему директору Лунной обсерватории имени Шкловского, теперь тоже бывшей, уникальную возможность выжить. Но она отлично понимала, что с гигантами вроде Экерли, Чандрасекара или Гершеля, не говоря о Галилее, Копернике или Птолемее, ей не сравниться.
— Итак, — начала доктор Варли, — наверняка вы видели эту карту Сагана-два. Лучшей картины на основе данных от зондов и радиоголограмм создать невозможно. Детали, естественно, размыты. Точность в лучшем случае до десяти километров. Достаточно, чтобы получить основные сведения. Диаметр — пятнадцать тысяч километров, чуть больше земного. Плотная атмосфера, почти целиком из азота. Кислорода, к счастью, нет.
Это «к счастью» всегда привлекало внимание слушателей, встряхивало аудиторию.
— Понимаю ваше удивление. Многие имеют предрассудки относительно состава воздуха. Но в предшествовавшие Исходу десятилетия наши взгляды на Вселенную существенно изменились.
В Солнечной системе так и не обнаружили следов живых существ. Программа SETI, несмотря на шестнадцать столетий работы, провалилась. Эти неудачи убедили практически всех, что жизнь — крайне редкое явление во Вселенной и потому бесконечно ценное.
Следовательно, все ее формы достойны уважения, и о них нужно заботиться. Некоторые утверждали, что даже патогенные вирусы и болезнетворные бактерии следует не уничтожать, а сохранять, соблюдая жесткие меры предосторожности. «Уважение к жизни» — популярная в Последние дни фраза. Мало кто относил ее исключительно к человеческому существованию.
Принцип биологического невмешательства повлиял на нашу деятельность. Все согласились, что нельзя основывать колонии на планетах с разумной жизнью. Печальная история Земли послужила достаточным уроком. К счастью — или к несчастью! — случая нарушить этот запрет так и не представилось.
Однако дискуссии не утихали. Предположим, мы нашли планету с молодой животной жизнью. Следует ли оставаться в стороне, позволить эволюции идти своим чередом? Ведь есть шанс, что миллиарды лет спустя там возникнет разум!
А если на планете только растительная жизнь? Или одноклеточные микробы?
Возможно, вас удивит, что человечество, стоя на краю гибели, тратило время на обсуждение столь абстрактных вопросов, моральных и философских. Однако смерть заставляет задуматься о действительно важных вещах: почему мы здесь, что нам делать?
Концепция Метаправа — уверена, вы слышали этот термин — обрела большую популярность. Возможно ли разработать юридический и моральный кодекс, применимый ко всем разумным существам? Удастся ли уравнять царствовавших на Земле в конце ее истории двуногих бескрылых млекопитающих с другими видами?
Сторонники исключительности хомо сапиенс как единственного разумного вида, известного науке, ставили его выживание выше всего остального. Кто-то придумал эффектный лозунг: «В выборе между Человеком и Плесенью я голосую за Человека!» Кстати, лидером противоположного лагеря стал доктор Кальдор, обретя тем самым достаточно недругов.
До прямой конфронтации, по моим сведениям, не дошло. Пройдут века, прежде чем мы получим сообщения от последних отправившихся в космос сеятелей. Если ответят не все — что ж, возможно, плесень победила…
В 3505 году на последней сессии Мирового парламента были определены некоторые принципы, ставшие в будущем основой для колонизации планет. Набор указаний окрестили Женевской директивой. Многие считали их невыполнимыми, чересчур идеалистическими. Но ценно само намерение. И неважно, в состоянии ли Вселенная оценить подобный жест.
Сейчас нас интересует лишь один пункт директивы, наиболее известный и противоречивый. Из-за него не рассматривались самые многообещающие цели.
Достаточно нескольких процентов кислорода в атмосфере планеты, чтобы заподозрить существование жизни на ней. Этот химический элемент слишком активен и недолго остается в свободном состоянии. Запасы должны постоянно пополняться растениями или подобными организмами. Конечно, кислород не доказывает наличие, скажем, млекопитающих. Он лишь создает предпосылки для их появления. И хотя животная жизнь редко ведет к возникновению разума, иного пути не существует даже в теории.
Таким образом, в соответствии с принципами Метаправа, планеты с кислородосодержащей атмосферой исключаются из рассмотрения. Однако не изобрети мы квантовый двигатель, дающий практически неограниченные возможности и могущество, сомневаюсь, что парламентарии осмелились бы принять столь радикальное решение.
Теперь позвольте изложить план действий на Сагане-два. Как показывает карта, больше половины ее поверхности покрыто льдом. Глубина в среднем три километра. Весь кислород, который нам понадобится, заключен в этой толще.
Выйдя на орбиту, «Магеллан» воспользуется малой долей мощности квантового двигателя, чтобы выжечь лед и разложить образовавшийся пар на кислород и водород. Водород улетучится в космос; если потребуется, мы поможем ему специально настроенными лазерами.
Через двадцать лет в атмосфере Сагана-два накопится десять процентов кислорода. Из-за большого количества окисей азота и прочих ядов она все еще будет непригодна для дыхания. Тогда мы спустим на планету искусственно выведенные бактерии и растения, чтобы ускорить процесс. Но закачанное нами тепло недостаточно изменит климат. Температура будет подниматься выше точки замерзания воды лишь в полдень на экваторе.